Настоящая публикация является переводом статьи Колина Элларда, написанной по следам конференции в Давосе и опубликованной на сайте Академии нейронаук для архитектуры. Для сохранения точности перевода повествование ведется от первого лица. С оригиналом публикации можно ознакомиться здесь: http://anfarch.org/the-a%E2%86%94n-blog-2/
Перевод не дословный, местами я пыталась приблизить его к российской структуре понятий, передавай более смысл, нежели текст, поэтому ответственность за все неточности лежит полностью на авторе перевода, то есть на мне.В январе этого года меня пригласили принять участие в замечательном мероприятии в Давосе, Швейцария. Параллельная известному Всемирному экономическому форуму конференция была проведена для ратификации так называемой Давосской декларации. В Давосской декларации заявлена поддержка идеи о том, что дизайн архитектурной среды играет решающую роль в благополучии человека. Моя роль в этом мероприятии была скромной. Вместе с Ивонном Фарреллом (Yvonne Farrell) из Grafton Architects в Ирландии меня попросили выступить с кратким докладом в поддержку декларации. Важность этого совещания заключается в присутствии большого количества Министров культуры и наследия, главным образом (но не исключительно) из Европейского Союза, которые приехали специально для подписания декларации в поддержку «baukultur». Это немецкое слово, буквально "культура строительства", плохо переводится на английский язык. Я мог бы примерно описать значение этого термина как некоторый образ мыслей, мыслительные установки, зафиксированные на бумаге или не эксплицированные, определяющие формы и процессы создания искусственной среды. Если более кратко, то «baukultur» предполагает набор методов, способов и технологий, при помощи которых мы могли бы создавать среду, поддерживающую благополучие людей (и, действительно, большая часть дискуссии на мероприятии в Давосе, и даже, что важно, большинство политических заявлений в поддержку декларации, были сосредоточены именно на этом аспекте). Еще лучшее понимание того, что такое «baukultur» можно вынести из потрясающей новой книги Гарри Маллгрейва "От объекта к опыту: новая Культура архитектурного дизайна" (Harry Mallgrave «From Object to Experience: The New Culture of Architectural Design»).
Сама Декларация, хотя и написана на очень высоком уровне и поэтому несколько сжата по части конкретики, содержит некоторые интересные ключевые моменты. В разделе, озаглавленном "Наше видение высококачественного «baukultur»ʺ есть несколько ссылок на то, что архитектурная среда, включая материалы, пространственность и контекст, влияет на наше здоровье и психологическое благополучие, и что сознательные усилия по созданию качественной архитектурной среды, поддерживающей благополучие человека, должны иметь приоритет над краткосрочной экономической выгодой. К числу многих предполагаемых выгод от строительства зданий такого качества относятся большая социальная сплоченность (особенно применительно к жилым зданиям смешанного назначения), здравоохранение и биоразнообразие. Важно отметить, что Декларация также содержит четкое обязательство для участвующих стран вновь собраться через десять лет для оценки прогресса в этом направлении.
Почему я рассчитываю на то, что Давосская Декларация значима? В конце концов, слова, написанные и ратифицированные в Давосе, имеют меньшее значение, чем политические заявления. Декларация не требует прямых действий. Она не кодифицирована на уровне муниципальных министерств, которые одобряют или отклоняют предложения застройщиков. Но при этом, на мой взгляд, в Давосе начали говорить о психологически устойчивом проектировании. То есть существует широкое согласие не только в том, что мы должны строить поддерживающую человеческую жизнь (ибо это кажется очевидным!) среду, но и в том, что для понимания того, как это сделать, мы должны заняться более интенсивными исследованиями в области психологии взаимодействия с окружающей средой.
В течение многих лет те из нас, кто работал в областях, связанных с дизайном среды и поведением человека, были убеждены, что изучение этой взаимосвязи может привести к качественному преображению зданий и городов. И, действительно, иногда нас воодушевляют наши успехи. Многообещающими являются данные, свидетельствующие о том, что воздействие природной среды может привести к глубоким позитивным изменениям в поведении и физиологическом состоянии, или что некоторые элементы дизайна высокоплотной жилой застройки могут способствовать формированию чувства социальной идентичности и развитию социального капитала. Результаты нашей работы показывают, что попытка найти способы изучения психологических проблем в реальных условиях и за пределами закрытой лаборатории была не напрасна. И мы не только видим связь между некоторыми настройками среды, которые заставляют наш мозг включать определенные программы поведения, но важно, что понимание отношений между мозгом и средой приведет к реальным изменениям качества жизни людей. Медицинские учреждения были модифицированы за счет использования естественного света, материалов и озеленения. Уличные конструкции, удовлетворяющие ненасытную человеческую тягу к информации, качественно улучшили проходимость и способствовали здоровому образу жизни и физической активности людей.
Хотя нетрудно найти примеры успешной интеграции в дизайн принципов, рожденных в исследованиях в области гуманитарных наук, можно также утверждать, что наш подход до сих пор был несколько рассеянным. И действительно, я опасаюсь, что скромный импульс, который был достигнут до сих пор в браке архитектурного и городского дизайна с неврологией и психологией через такие организации, как ANFA (Academy of Neuroscienсe for Architecture) , рискует исчезнуть без более сильного портфолио реальных успехов. В конечном счете, я полагаю, что позитивные изменения в сторону эффективного, ориентированного на человека дизайна, зависят от того, сможет ли это направление привлечь нужные таланты. Лучшие умы в науке и искусстве всегда будут тяготеть к самым интересным и важным проблемам. Но также не менее важно и наличие крупной инфраструктуры, которая будет способствовать сопоставлению проблем с решениями. Некоторые из элементов этой более крупной инфраструктуры можем предложить мы. Развитие стартапов, таких как Hume Studio от Итаи Палти (Itai Palti) и Turfadvisory от Sarah Goldhagen, это некоторые из недавних инициатив, которые показывают большие перспективы в развитии центров, соединяющих застройщиков с консультантами в области человеко-ориентированного дизайна. Государственная политика также может помочь, привлекая внимание разработчиков, планировщиков и политиков на всех уровнях к ценности дизайна, ориентированного на человека.
Но что насчет ANFA? К настоящему времени мы должны были уйти дальше начинаний, на старте которых большинство из нас просто хотели ответить на вопрос: действительно ли психофизиологические исследования могут привести к пониманию того, как работает среда? Мне напомнили о первой встрече ANFA в 2012 году, которая, хоть и была пьянящей, но при этом больше походила на школьные танцы моей юности, когда мальчики и девочки, выстроенные у противоположных стен гимназии - нейробиологи с одной и архитекторы с другой стороны зала - наполненные энтузиазмом, но не знающие, как начать взаимодействовать. Тогда казалось, что языковой барьер между нами непреодолим. Мы были почти чужими друг другу. Я думаю, что многие из нас считают задачу преодоления таких барьеров восхитительной. Я знаю, что мне нравится. Отношения созрели, партнерские отношения выросли, начинают появляться интересные формы сотрудничества. Но все же предстоит еще многое сделать. Возможно, самое главное, что нам нужно - более глубоко подумать об " N " в аббревиатуре ANFA. Майкл Арбиб (Michael Arbib) с определенной настойчивостью указывал и на прошлых встречах ANFA и на других мероприятиях, что в демонстрируемых организацией материалах недостаточно убедительно подчеркивается связь архитектуры и нейропсихологии.
Как нейропсихолог и старый ведущий ANFA, я скажу, что я также виновен в этом, как и любой другой участник. Почти все работы, которые я представил на совещании, более относятся к когнитивной науке, чем к нейропсихологии. В моих венах достаточно редукционистской крови, и я знаю, что любой поведенческий вывод, о котором я сообщаю, может быть описан на уровне нейронов или областей мозга, но я не всегда уверен, что это действительно нужно делать.
В наши дни было бы достаточно легко взять некоторые из хороших поведенческих исследований, которые проводятся для понимания того, как архитектурная среда влияет на наше самочувствие, и подтвердить их данными сканирования мозга. Мы можем проанализировать психическое состояние человека в искусственной среде (скажем, в виртуальной реальности) и одновременно измерить активность мозга с помощью какой-либо формы визуализации. В своей работе мы часто используем психофизиологические изменения, которые, при грамотной интерпретации, могут рассказать нам о состоянии мозга наших участников. Но реальный вопрос заключается в том, действительно ли данные нейропсихологических исследований добавляют ценность нашим выводам, помимо того, что в глазах неспециалистов красочная визуализация мозговой активности сильно прибавляет достоверности.
По этому поводу у меня есть, по крайней мере, две мысли (нейроимпульса?). С одной стороны, я думаю, что если когнитивистский, поведенческий или феноменологический подход дает нужную нам информацию, то не следует усложнять себе работу. Нецелесообразно привлекать дополнительные протоколы исследования только для того, чтобы потом иметь возможность назвать его нейропсихологическим. С другой стороны, бывают случаи, когда нейропсихологический подход имеет смысл, если этого требует содержание работы. Взять, к примеру, исследование Тома Олбрайта (Tom Albright), в котором он доказывает, что отношение к тем или иным элементам дизайна, и даже чувство красоты связано со спецификой организации визуальных областей коры головного мозга и их реакцией на статистические закономерности в сценах.
Другой пример - из моей собственной работы в сотрудничестве с архитектором Робертом Кондия (Robert Condia) из Университета штата Канзас. Мы пытаемся понять отдельный и комбинированный вклад центральных и периферийных визуальных областей головного мозга в архитектурный опыт. Хоть нам и кажется, что в целом мы себе представляем, в чем различия между информацией, поступающей от центральной ямки сетчатки и периферическим зрением, существует раздел нейропсихологии, который очень подробно описывает различные части глаза, информацию, которую они дают и связи между ними вплоть до высших отделов коры головного мозга. Кондия и я считаем, что периферийное зрение может играть особую роль в пространственном восприятии архитектурной среды. Таким образом, мы работаем в области архитектурного опыта, который имеет ключевое значение для архитектора, но при этом используем нейропсихологический подход. Мы учитываем особенности анатомии и физиологии нервной системы, хотя и не всегда напрямую обращаемся к ним в процессе анализа опыта (до сих пор мы не анализировали работу мозговых структур, но все может измениться). Но важно то, что понимание нейропсихологии восприятия пространства дает нам возможность и мотивацию работать совместно.
Мне кажется, это лучший способ добиться «N» в ANFA – не форсировать события, доказывая, что наши исследования должны включать протоколы анализа сигналов мозга, но использовать более мягкий подход, настаивая на том, чтобы наши совместные проекты были как минимум основаны на том, что мы знаем о работе мозга и психики, даже если мы не будем при этом ковыряться в мозге электродами и магнитами. Я пришел к выводу, что создание плодотворных исследовательских программ на стыке неврологии и архитектуры возможно только в попытках найти естественное сходство между важными концепциями в архитектуре и ключевыми идеями в нейробиологии.
Комментариев нет:
Отправить комментарий